Судьба Александра Меншикова
Лето 1881 года Василий Иванович Суриков проводил под Москвой, в Перерве. Он отдыхал после работы над первой большой картиной «Утро стрелецкой казни». И отдыхая, искал сюжеты для новых работ. Лето выдалось дождливым. Семья часто собиралась в тесной келье бывшего Перервинского монастыря. За столом сидели жена Елизавета Августовна и дочки — Оля и Леночка. Как-то раз, глядя на них, Василий Иванович почувствовал что-то знакомое. Где-то он всё это видел — и дождь, и тусклое окошко, и божницу в углу, и живописную группу у стола. «Когда же это было, где?» И вдруг точно молния блеснула: «Меншиков! Меншиков в Березове».
«Мейн Херцекинд» («дитя моего сердца») — так называл Меншикова Петр I. «Счастья баловень безродный, полудер- жавный властелин…».
По утрам в окружении приспешников «светлейший» пере-правлялся через Неву в золоченой лодке, изнутри обитой зелёным бархатом. Причаливал у Исаакиевского собора и пересаживался в карету, запряженную шестеркой серых в яблоках коней. Впереди обычно бежали скороходы, сзади музыканты, а за ними отряд драгун… Даже царь не выезжал с такой пышностью. Петр-то Алексеевич почти всегда либо бегал на верфь пешком, либо отправлялся куда-нибудь по делам в скромной одноколке. Про дворец, построенный для Меншикова, и говорить нечего — приёмы иностранных послов и многолюдные празднества старались устраивать именно здесь, потому что роскошнее строения во всём Петербурге тогда просто не было. О богатстве Меншикова ходили легенды.
А начиналась его карьера в Москве, где Сашка торговал с лотка пирожками и блинами. Когда Меншиков достиг всего, что только можно пожелать, его родословную услужливо подправили, отыскали ему дворянских предков. В преданиях о юных годах всесильного фаворита только один факт не подлежит сомнению: Меншиков служил в доме приятеля молодого царя, красавца и щеголя Ф.Я.Лефорта. Там Петр его и заметил. Царю понравился расторопный мальчишка. Он сделал Сашку своим денщиком и не расставался с ним почти никогда. И, как это часто бывает, дружба, начавшаяся в юности, продолжалась всю жизнь. Вместе ходили брать Азов, вместе отправились в Великое посольство. Верный слуга всегда был рядом с господином в тяжелых походах, в кровопролитных баталиях, на попойках, в путешествиях по чужим странам. Меншиков появился в жизни Петра среди шумного и немного бестолкового веселья, постоянно окружавшего жизнелюбивого Ле-форта, когда голова Петра кружилась от великих планов и от выпитого «венгерского», до которого Лефорт был большой охотник. Однако вскоре все увидели, что Сашка умеет не только веселиться. Простолюдин оказался талантливым военачальником. В Полтавском сражении выказал необыкновенную храбрость и энергичность, за что и получил чин фельдмаршала. С годами в безграмотном пирожнике начал проявляться способный администратор. Во время отъездов царя именно он управлял страной. Правда, отличался Александр Данилович безмерной жадностью, тщеславием и вороватостью. Даже имея 90 тысяч крепостных, при всяком удобном случае запускал руку в государственную казну. За что и бит бывал неоднократно строгим самодержцем. Однако при жизни Петра всё сходило “светлейшему” с рук…
Снисходительность царя к откровенному воровству Меншикова у многих вызывала изумление. Пётр мог повесить воеводу, укравшего сто рублей, и не как-нибудь, а устроив «образцово- показательную» казнь, с объяснением для подданных, почему красть не следует, и предупреждением, что так будет с каждым, кто пожелает разбогатеть за государственный счет. Почему же Пётр закрывал глаза на то, что творит его любимец? Возможно, понимал, что преданнее Алексашки никого рядом нет. Кроме того, монарх терпеть не мог обязательных в его положении «представительских расходов», и внешнее великолепие оставлял Меншикову, чтобы при случае им воспользоваться.
В день кончины императора наследницей престола объявили его супругу Екатерину. Не секрет, что более других усердствовал в том Меншиков. Благодарная царица не оставила князя высочайшим вниманием. Награды и привилегии посыпались и на самого Меншикова, и на всю его родню. Но самую сокровенную мечту князь связывал с наследником престола. В 1727 году, когда после смерти императрицы Екатерины прочли её духовное завещание, все услышали, что трон переходит к внуку Петра Великого — Петру II. Но с условием: будущий император должен жениться на одной из дочерей Александра Даниловича Меншикова. Все догадывались, кто помогал государыне составлять духовную. Но на сей раз «светлейший» просчитался.
Пётр-внук, тогда ещё подросток, не желал мириться с всесилием фаворита. Нареченную невесту Марию ненавидел уже за то, что она была дочерью Меншикова. А князь Иван Долгорукий, сдружившийся с царем, умело раздувал эту ненависть. Нашептывал о коварных замыслах Александра Даниловича. В конце концов, Меншикова свалили. И пропало нажитое, накопленное и награбленное — земли, вотчины, дворцы. В Сибири, в захолустном Березове, срубил опальный вельможа избушку и жил там с двумя дочерьми и сыном. Жена умерла ещё на пути к месту ссылки.
Марию, «порушенную царскую невесту», ждала страшная судьба: ей никогда больше не увидеть ни счастья, ни воли. На картине она сидит в ногах отца, хрупкая и покорная. Марию Суриков писал со своей жены Елизаветы Августовны (в девичестве — Шаре), внучки декабриста П.Н.Свистунова. Елизавета Августовна и сама не отличалась здоровьем. Она умерла через несколько лет после написания знаменитого полотна. Обожавший жену Василий Иванович так и остался холостяком, сохраняя память о горячо любимой Лизаньке.
А самого Меншикова художник писал с московского учителя математики, сварливого, своенравного человека. «Светлейший» Сурикова совсем не тот, каким был в период своего величия. Он изображен смирившимся.
Ссылку Александр Меншиков переносил стоически. Никогда ни на что не жаловался. «Злато плавится огнем, а человек напастями; пшеница, хорошо перемолотая, чистый хлеб дает, а человек в печали обретает ум зрелый» — так сказано в одной старинной книге. Однажды через Березов проезжал бывший адъютант Александра Даниловича. Он возвращался из экспедиции Беринга. Изумленный адъютант воскликнул: «Ах, князь, каким событиям подверглись вы, ваша светлость!» «Оставим “князя” и “светлость”, — прервал Меншиков. — Я теперь бедный мужик, каким я родился. Господь, возведший меня на высоту суетного величия человеческого, низвел меня в мое первобытное состояние». Всё-таки он был мудрым человеком.
Через полгода жизни в Березове заболела оспой и умерла Мария. Александр Данилович собственноручно выдолбил для нее могилу в мерзлой земле. Из ссылки вернулись только сын и младшая дочь Меншикова. Их помиловала императрица Анна Иоанновна. Правда, их судьбы ничем особенным не отличались. А Александр Данилович отправился в мир иной почти сразу после смерти старшей дочери. Похоронили князя там же, в Березове. И вот ведь странность, следы захоронения баловня судьбы затерялись так, что сегодня нельзя даже приблизительно сказать, где он обрел вечный покой. Предполагают даже, что останки его унесла река Сосьва.
«Меншиков в Березове» выставили на очередной передвижной выставке на Невском 2 марта 1883 года. Критика, как всегда, обрушилась на автора. Чего только не писали: «Плохо на-рисовано!», «Семья моржей!», «Грязные цвета!».
Крамского картина поставила в тупик: «Или она гениальна, или я в ней ещё не разобрался. Она, с одной стороны, меня восхищает, а с другой — оскорбляет своей безграмотностью. Ведь если Меншиков встанет, то он проломит головой потолок!»
Василий Иванович ответил на это: «Верно, проломит. Я этого и добивался. Ведь это же гигант был!»
Пожалуй, только Нестеров по-настоящему оценил глубину картины. «“Меншиков”, — сказал он, — из всех суриковских драм наиболее шекспировская по вечным, неизъяснимым судьбам человеческим».
При этом с 1714 года Александр Меншиков постоянно находился под следствием за многочисленные злоупотребления и хищения, подвергался большим денежным штрафам. От суда Меншикова спасало заступничество Петра I .
Берёзов в ту пору представлял собой малолюдный городок, расположенный среди непроходимых болот. Летом — комары, зимой — мороз в 50 градусов. Сначала Меншиковы жили в остроге, потом перебрались в дом, срубленный самим Александром Даниловичем.